По Антонино Инфранка*
Комментарий к книге «О Лукаче: Фрагменты этико-политического дискурса».
Через несколько месяцев после смерти Джузеппе Престипино вышла небольшая книга (Су Лукач: Формирование этико-политического разногласия) обращает наше внимание на анализ, который итальянский философ посвятил Дьёрдь Лукачу, особенно на центральный аспект последнего Лукача: этику.
Как известно, Лукач в последние годы своей жизни, около двадцати лет, посвятил себя разработке истинной философской системы. Первый Салон красоты, за которым будет следовать Этика. После окончания Салон красоты – по крайней мере, в том монументальном виде, в котором мы его знаем, 1600 страниц, поскольку Лукач намеревался написать второй том – венгерский философ готовился написать Этика, но он понял, что ему следовало бы сначала определить предмет этой этики и поэтому начал писать Для онтологии социального бытия. Эта работа только что была завершена, как и ее более короткая и гибкая версия — Пролегомены для онтологии социального бытия, когда смерть прервала систематическую работу Лукача. У нас есть некоторые заметки от Этика, из которого с некоторым трудом можно извлечь некоторые понятия.
Престипино, однако, сумел, особенно на рубеже веков, выявить некоторые концепции этико-политического характера у Лукача, а Ла Порта, организатор книги, сумел синтезировать эти исследования на страницах этого буклета, как он знал. В частности, чтобы обобщить позицию Лукача перед великим вопросом демократии: «Для Лукача демократия – это быть друг с другом, или быть среди других(с. 12). Отмечается, что демократия, категория политики, имеет этическое содержание, открытость Другому и сосуществование с другими, так что личность является бытием общим с другими; В глубине души индивид представляет собой сообщество взаимных действий.
Стоит отметить, что в немецком языке – языке, на котором писал Лукач, – «сообщество» означает Сообщество что также означает «взаимное действие». Лично я всегда читал Онтология Лукача как теория индивидуум, то есть существа, не разделенного на единичность и коллективность, на человека и сообщество, в котором он живет. Теперь я вижу в Престипино чтение, очень похожее на мое, что очевидно для таких же марксистов, как и мы.
Этот индивидуум, это социальное существо есть «еще не реализованная возможность» (с. 24), по словам Блоха – другого марксистского философа, очень дорогого Престипино, – это еще не-существо. Реализации этой возможности препятствует отчуждение, которое доминирует в современном мире – добавляю я – во всех системах производства богатства и во всех существующих обществах, фактически, отчуждение сегодня является истинным элементом глобализации. Престипино утверждает, что «концепция отчуждения […] заменяет понятие эксплуатации» (стр. 43); Я считаю, что отчуждение является более совершенным инструментом для завершения действия исследования, и в этом смысле я использую концепцию «реификации», которую Лукач использовал в История и классовое сознание, его первый марксистский шедевр.
Em Для онтологии социального бытия, отчуждение возвращается как явление, распространенное на всю сферу общественного бытия, как я сказал выше, его можно считать глобальным явлением, характерным явлением нашего времени. Эпохальная характеристика, которую заметил Престипино, состоит в том, что отчуждение — это форма выкорчевывания индивида из человеческого рода, чтобы заключить его в его особенности, сделать его атомом, изолированным от взаимных отношений, от сообщества, с другими. Я говорю об искоренении, потому что изоляция в личности есть также уничтожение отношений с традицией, с историей, которые формируют особенность социального бытия каждого человека.
Сегодняшний частный человек может найти новые идентичности в естественных отношениях с другими, такие как, например, пол, этническая принадлежность, поколения (ср. стр. 45), которые являются формами примитивных и древних сообществ, которые необходимо преодолеть, чтобы иметь жизнь, полную значение. Бунты против этих естественных барьеров, то есть феминизма, или ЛГБТИК-движения, или Черный жизни имеют смысл, или Белая революция – которая будет движением за освобождение пожилых людей, о котором не говорят на таком древнем континенте, как Европа, но который наблюдается в Латинской Америке, на молодом континенте – являются нынешним проявлением борьбы против «естественных барьеров», о которых говорил Престипино.
Таким образом, мы находимся на временном пороге смены эпох. Ситуация отчуждения/эксплуатации, которой обычно подвергается человечество, не может длиться вечно, она родилась с подчинением труда капиталу и с «фундаментальными условиями, оказываемыми на производство со стороны капитала». рациональность(с. 24). Крайняя рационализация делает невозможным существование человека в условиях отчуждения и эксплуатации, которая также стала эксплуатацией окружающей среды, с риском прекращения биологической жизни социального существа.
Марксизм может представить себя как новая философия истории, исследующая будущие возможности – блоховское еще небытие – потому что они принадлежат к общности социального бытия (ср. стр. 51). Будущие возможности не должны строиться из ничего, а должны быть извлечены из общественного существа, где они скрыты и подавлены отчуждением. Они есть потенции – по словам Спинозы – это может пройти в действии, как следствие акта освобождения истинной и подлинной человеческой сущности.
Но, заметьте, это освобождение является, прежде всего, актом выбора: в человеческой природе можно выбирать свою особенность, злой жест по отношению к другому человеку, но можно выбирать и поддерживающий, братский поступок по отношению к другому человеку. другие социальные существа, очевидно, преодолевающие упомянутые выше естественные барьеры. Это выбор чужой жизни, как если бы это была ваша собственная. Можно выбрать взаимные отношения, сообщество, и это выбор для роста человека, для роста человечества. Такова суть речи Престипино, которую я, очевидно, углубил в направлении философии освобождения, никоим образом не чуждой сицилийскому философу.
Престипино не обнимает в целом Позиции Лукача, но принимает некоторые характерные обвинения, выдвинутые в адрес Лукача его критиками; Прежде всего, его непонимание авангарда. Лукач, не понимая новых направлений современной науки, «не понимал, что художественный и литературный авангард, возможно, проводил «реализм», более подходящий для экспериментальных путей познания вообще и научного познания в частности в нашем столетии.
Он боролся с представителями авангарда, потому что, по его мнению, «тоска как доминирующий аффект» не только не свидетельствовала бы с помощью новых инструментов познания о «хаосе», царящем в современном обществе, но была бы лишь «эмоциональным выражением». о «неспособности разглядеть законы и направления социального развития, лежащие в основе предполагаемого хаоса» (с. 59). Читатель Страницы Лукачана Вы знаете, что мнение Лукача по крайней мере о двух величайших представителях авангарда ХХ века, Брехте и Кафке, не было столь негативным. Что касается Брехта, Лукач в восхвалении немецкого драматурга, опубликованном в этом разделе, признает большую заслугу в том, что он вызвал кризис в современном сознании, как тот доминирующий аффект, эта тоска оказала стимулирующее воздействие на освобождение отчуждения. В случае с Кафкой Лукач, хотя и в частном письме философу Кондеру, также представленному в этом разделе, признает, что его негативное мнение было ошибочным.
На мой взгляд, Престипино не акцентировал внимание на термине «реализм». Лукач хотел сказать, что реализм авангарда, хотя и соответствовал времени, в котором жили художники, не мог глубоко раскрыть то, что было типично для того времени и капиталистического общества, общей спорной цели авангарда. Гарде и Лукач. На практике Лукач упрекал авангарды в их нетипичности, то есть в неумении представить типичные элементы времени иначе, как поверхностно и несущественно.
Однако Лукач признавал в современном авторе, таком как Томас Манн, эту способность глубже вникать в изображение эпохальных тем. Например, в романе Доктор Фауст Немецкий писатель обращается к авангардным художественным темам, но в то же время представляет собой доминирующее отчуждение в немецком обществе конца XIX - начала XX века. В действительности для Томаса Манна, как для подлинного реалиста, реальное есть типическая сущность, синтез сингулярности и универсальности (ср. стр. 75), а не сингулярность, которая разумно выражает реальность, уникальную для самой себя, неузнаваемую. другими.
Критика непонимания авангарда открывает путь к сообщению о типичных обвинениях сталинизма в адрес Лукача: «Мне кажется, что своеобразное «невезение» Лукача проистекает из того факта, что он был единственным, среди деятелей западной культуры — во славу Сталина и в то же время «несовременного» мыслителя-гегеля-марксиста[…]; он был подчинен сталинизму и в то же время упорным противником «иррационализма» [...]; оно было «сталинским» и в то же время антимодернистским с эстетико-художественной точки зрения [...]; наконец, ни один другой великий интеллектуал не был так обусловлен в жизни и мыслях партийной дисциплиной, как он» (стр. 71).
Понятно, что тон ироничен: Престипино, похоже, не убежден в том, что Лукач был истинным сталинистом, хотя некоторые взгляды и теоретические позиции были недостаточно далеки от сталинистских концепций. Короче говоря, Престипино признает, что Лукач был для многих своих критиков «козлом отпущения, у которого было слишком много голов, чтобы можно было отрубить все сразу» (стр. 72).
Лично я не верю в сталинизм Лукача, напротив, я признаю, что он несколько раз был жертвой сталинизма: он был арестован сталинской полицией в июле 1941 года и освобожден благодаря вмешательству лидера Третьего Интернационала Димитрова, исключительно из-за личных отношений; его исключили из Будапештского университета в 1949 году за его неортодоксальные позиции; был депортирован в Румынию как член революционного правительства Надя в 1957 году. Он был членом Венгерской коммунистической партии в течение нескольких лет, поскольку его позиции не были ортодоксальными, поэтому он совсем не был верен позициям партии, особенно в теоретические концепции: если сталинизм превозносил социалистический реализм, то Лукач превозносил буржуазный реализм; Если сталинизм утверждал, что между гегелевской мыслью и Марксом не было никакой связи, Лукач написал книгу о молодом Гегеле, филологически подчеркивая долги Маркса перед Гегелем; если сталинизм осуждал идеализм, Лукач осуждал иррационализм. Вот и все различия между сталинизмом и лукачианской мыслью.
«Хвалебные» цитаты Сталина? Во всех своих автобиографических произведениях Лукач всегда признавал, что цитаты были средством избежать контроля сталинской цензуры и иметь возможность публиковать эссе, не соответствующие партийным принципам. Это интеллектуальная акробатика, но время и место, в котором жил Лукач, не позволяли вести открытую борьбу со сталинистским режимом. Престипино признает, что сталинизм не допускал посредничества (ср. стр. 69). Однако Престипино мог принять во внимание эти факты.
Однако признание Престипино своего долга перед Лукачем остается: «Коммунизм — это решение, это рациональная воля, которая должна самоутвердиться без предварительной уверенности! (с. 96). Престипино и Лукач были двумя органическими интеллектуалами, которые сделали этот выбор, выбор, который является прежде всего этическим. Те, кто его знал, называли Лукача «хорошим человеком», то же самое можно сказать и о Престипино. Лукач рисковал дорого заплатить за этот выбор, Престипино, живший через поколение после венгерского философа в Италии, демократической стране, ничего не заплатил за свой выбор, но, по крайней мере, он умел признать, что Лукач был важным теоретическим справочником для любой, кто хотел сделать этот выбор.
* Антонино Инфранка Имеет степень доктора философии Венгерской академии наук. Автор, среди прочих книг, Работа, индивидуальность, история – концепция работы в Лукаче (Бойтемпо).
Перевод: Джулиана Хасс
Справка
Джузеппе Престипино. Су Лукач: Формирование этико-политического разногласия. Куратор: Лелио Ла Порта. Университет Риунити. Пресс, 2021.
