По ЛУИС КОСТА ЛИМА*
Комментарий к американской биографии Евклида Фредерика Амори
Одна черта характеризует прием Евклида да Кунья: если критическое осмысление его небольшого произведения остается скудным, то его биографический подход весьма богат. К его основному вкладу – вкладу Элоя Понтеса, с Драматическая жизнь Евклида да Кунья (1938), Сильвио Рабелло, с Евклидес да Кунья (1949) и Олимпио де Соуза Андраде, с История и интерпретация Сертоэс (1960) - добавляет журналистское освещение войны в Канудосе, сделанное в 1974 году Валнис Ногейра Гальван в в разгар часа, а также сбор его корреспонденции, в 1997 году, также осуществленный Валнице в сотрудничестве с Освальдо Галотти [Переписка от Евклида да Кунья, Эдусп].
К этим названиям добавляется работа североамериканского евклида Фредерика Эмори. Работа Амори, к сожалению, умершая до перевода его книги, отличается от работ его коллег большим упором на психологическое понимание предмета. Возможно, его положение иностранца принесло ему двойную пользу: если он знал бразильскую библиографию так же, как и его коллеги, у него все еще был сборник, особенно по английскому и европейскому эволюционизму, к которому у них не было доступа; с другой стороны, ему не мешали табу, которые поставили под угрозу понимание писателя из Рио-де-Жанейро.
У нас есть пример этой большей свободы в начале Одиссея: автор проницательно отмечает корреляцию между кочевничеством, которому подвергся мальчик Евклид после ранней смерти матери, и профессиональным кочевничеством взрослых. Эмори мог бы сделать это, используя известные биографические данные. Он использует, однако, более смелый козырь: показания, содержащиеся в письме отца писателя, Маноэля Родригеша Пименты да Кунья, к его сыну от 16 декабря 1906 года.
Кто знает Переписка от Евклида да Кунья вы не найдете ее там. По словам Амори, «отец запоздало увещевал его о готовности отправиться куда угодно, с любым поручением, не утруждая себя поддержкой и заботой о жене и детях или о старом отце». Наблюдение не вызвало бы дискомфорта ни у одного отечественного биографа, если бы не его источник: оно находится в Трагедия жалости, в книге, в которой Дилермандо де Ассис в 1951 году защищался от обвинения в разрушении дома Евклида и в его убийстве.
воображаемый больной
Но это всего лишь доселе неисследованные данные. Кочевничество было лишь первой психологической чертой, на которой остановился Эмори. Хотя на самом деле это не было психическим заболеванием, я был рядом с ним. Ибо бедствия, поразившие Евклида, были не только физическими — приступы кровохарканья, малярия, которую он подхватил на Амазонке, — но и психическими: одержимость призраком женщины, одетой в белое, которая являлась ему как в Сан-Жозе-ду-Риу-Прету, так и в Амазонка. Теодоро Сампайо, его друг и сотрудник, зашел так далеко, что заявил, что Евклид «возможно, был воображаемым пациентом». Данные такого рода подробно описаны Фредериком Амори.
Точно так же он выдвигает гипотезу, уже сформулированную Олимпио де Соуза Андраде о его флорианстве. Вопреки тому, что обычно говорят, постоянство его приверженности загадочному маршалу противоречит тому, что его разочарование в Республике было почти мгновенным. Это объясняет, почему он видел в борьбе Канудоса защиту республиканских учреждений, позиция, которая не исчезает совершенно даже после того, как он признает мошенничество мнимого монархического заговора, т. е. даже во время его пребывания в Канудосе.
Верно, что его политическая позиция вытекала из жесткого социал-дарвинизма, по меньшей мере наивного, если не экстравагантного. Так, его хроника от 17 марта 1872 г., опубликованная в Штат Сан-Паулу, началось со странного «давайте будем оптимистами». НетСертоэс, я бы сказал, что присутствие Армии, в борьбе с советниками, было бы еще оправдано, если бы артиллерийские выстрелы служили открытию пути для интеграции сертанехос в цивилизацию.
Но это не менее верно, чем портрет Флориано в сфинкс, датированный февралем 1894 года и относящийся к встрече с президентом во время Восстания Армады, столь же загадочен, как и описываемый персонаж. Какова была позиция человека, описывающего ситуацию в городе, подлежащем обстрелу из корабельных орудий, в то время как рассказчик получает неожиданный инспекционный визит от маршала-президента: «Мы выступили неумело. Мы перетасовываем роли в пьесе, которая ведет к игре злосчастных антитез между сенаторами, вооруженными до зубов, сражающимися как солдаты, и платоническими солдатами, взывающими о мире — перед лицом законности, которая побеждает через приостановку действия законов и Конституция, которая душит слишком крепкими объятиями тех, кто ее обожает»?
Гипотеза Евклида о флорианизме, безусловно, правдоподобна, но не менее обоснована евклидовским узким пониманием общества. Мы не в состоянии детализировать другие ценные наблюдения. Например, закрытие португальскими издателями На краю истории (1909) из очерка «Древняя жестокость», к сожалению, с тех пор утерянного, потому что в нем португальцы также осуждались за жестокое обращение, которому они подвергали коренное население, при добыче латекса.
Стоит отметить, что как биограф Амори также уделяет внимание письменным работам Евклида. Если оно и имеет то достоинство, что распространяет его даже на статьи, мало относящиеся к делу, то, конечно, не в этом заключаются великие качества биографа. Если он справедливо подтверждает наивность Евклида, восхваляющего восставших в Акре caucheiros, то он, однако, не замечает, что их босс, гаучо Пласидо де Кастро, после победы станет столь же эксплуататорским землевладельцем.
речной дарвинизм
Столь же превосходны наблюдения того, как далеко Евклид мог зайти в своем социальном дарвинизме: его анализ Purus близок к утверждению «речного дарвинизма», тогда как в момент депрессии он мог прибегнуть к «обратному дарвинизму»; или признание «отключенного контента» Контрасты и конфликты (1907) или легкость безапелляционных заявлений на темы, которые он едва знает, такие как история России или история Германии.
Остается только сожалеть об этом, при всех его качествах. Амори не подвергал нападкам две опоры обычной интерпретации Евклида. В первом случае его положение вызывает удивление. Насколько я знаю, раньше неизвестная земля. Построение Сертоэс (1997), ни один толкователь Евклида не удосужился проверить, что сказал бы некий Людвиг Гумплович, которого Евклид в «Предварительном примечании» своей великой книги считал «более великим, чем Гоббс».
Амори включил французский перевод Дер Рассенкампф (1883 г.), опубликованный десятью годами позже, La Lutte des рас, которое, вероятно, было изданием, прочитанным Евклидом. Поэтому тем более странно, что Амори подтверждает интерпретацию Евклида о нем. Текст Гумпловича, ныне почти игнорируемое имя, довольно прост. Именно по этой причине удивительно, что бразильский автор и его американский биограф продолжают утверждать противоположное тому, что сказал польский предшественник социологии. По его собственным словам: «Исходные факторы» (расы) интеллектуальны: язык, религия, обычай, закон, цивилизация и т. д. Лишь позднее появляется физический фактор: единица крови». Как это может быть яснее? Раса — это не биологический фактор, а социальный. Сильная раса — это только та, которая называет себя таковой, потому что она победила. Слабые останутся слабыми, пока не нарушат баланс.
Вторая опора, которая остается неизменной в биографии Амори, касается предполагаемого наложения, которое должно было быть выполнено в Сертоэс, о котором со времен Хосе Вериссимо говорят, что он является одновременно произведением науки и литературы. Но здесь вина менее серьезная. Ведь биограф и не обязан иметь более тонкое представление о том, что такое литература.
* Луис Коста Лима является почетным профессором PUC-Rio. Автор среди других книг неизвестная земля. Построение Сертоэс (Бразильская цивилизация).
Первоначально опубликовано на Журнал обзоров, No. 11 марта 2011 года.
Справка
Фредерик Эмори. Эвклидес да Кунья: одиссея в тропиках. Перевод: Джеральдо Жерсон де Соуза. Сан-Паулу, Редакционная студия.
