По ОРАСИО ГОНСАЛЕС
Размышления о книге Габриэля Кона
В какой-то момент мы провели наши первые занятия, и, судя по тем, которые мы даем сейчас, они кажутся слегка безответственными по сравнению с последними, над которыми тщательно работали. Как бы нам хотелось вернуть тот трепетный дух, который сопровождал неуверенные цитаты тех времен посвящения. Когда я думаю о Габриэле Коне, на ум приходят образы учителя, который всегда только начинает. Первый класс – это тот, который еще не проводился. Использование иронии объясняет, почему все, казалось, происходило в нереализованном будущем.
Однажды, туманным днем, после окончания какого-то курса аспирантуры, мы шли на парковку, и Габриэль Кон указал мне на граффити на стене, прямо возле USP. Должно быть, оно было чем-то старинным. «Собрание по средам». Что привлекло его внимание? Вероятно, в какой-то момент эта фраза что-то значила бы. Но теперь это означало каждое мгновение, для евига. Каждую среду, как в Изобретение Мореля, мог бы объявить о циклической призрачной сборке, которая в своем аксиоматическом состоянии аннулировала бы время и сами сборки.
Пожалуй, можно сказать, что ни одно высказывание не соответствует живому акту, целиком принадлежащему ему. Возможно, налицо переизбыток высказываний по сравнению с скудностью прожитых действий. Каждая сказанная вещь хотела бы соответствовать тому кусочку жизни, который соответствует ей целиком. Но невозможность этого, несогласие между предложением и фактами мотивируют открытие: реальность расколота между утверждением, которое теряет свой жизненный корень, и возможностью того, что каждое из утверждений представляет собой постоянную структуру человеческой временности. Но в состоянии ли мы позволить себе это открытие?
По мнению Габриэля Кона, мы можем выразить реальность языка только через иронию, то есть через тонкое напоминание о несогласии между словами и их материализацией во времени. Был ли Макс Вебер ироничным мыслителем? Нам хотелось бы в это верить. Парадокс последствий — это форма иронии. Каждый студент-социолог просматривает эти веберовские абзацы. Действие всегда нас вытесняет, порождает в нас ощущение недостижимости или удачливости. Однако по существу оно вытесняет нас, заставляет нас чувствовать себя некомфортно, подавляет нас перед лицом того, что мы можем получить в обмен на наши движения. Могу сказать, что я пережил тот веберовский момент, который придал нашему социологическому экзистенциализму определенную строгость неокантианского университета. Я прожил этот момент под глазами Габриэля Кона.
Раньше я плохо знал социологическое прошлое Габриэля Кона и не знаю, знаю ли я его лучше сейчас. Сначала он изучал нефть и коммуникации, а затем мир зыбких ценностей «разочарованного реалиста». Мне, как иностранцу, было трудно представить этот личный маршрут и трагический сценарий, каким был Университет Сан-Паулу до существования кампуса, отделенного от города. Среди прочего была улица Марии Антонии.
Было время, когда я проходил мимо там каждый день, но мои усилия не смогли интуитивно понять, что означало то, что теперь было Счетной палатой или прокуратурой - много лет спустя немецкий художник Хорст Хохайзель показал мне, как получать небольшие следы. его прошлых занятий и зданий в целом. Это был способ думать о Габриэле Коне и многих его коллегах, а также, в частности, обо мне. Это те маленькие святотатства, которые мы совершаем, чтобы задуматься о самых неуловимых формах прошлого.
Теперь работа Габриэля Кона дала мне ту же самую приверженность неуловимому, неземному предмету. Думать, думать об этом – это очень скромная светская форма кощунства. Я храню яркий отрывок из произведения Габриэля Кона: момент, когда, импровизируя пантомиму, Чаплин спас Теодора Адорно от неудачного действия: попытки пожать руку однорукому человеку. Очередное святотатство. Это хороший портрет того, как Габриэль Кон – он выбрал этот анекдот в качестве иронического руководства для описания своих адорнианских чтений – подошел к теме действия.
Как набор напряжений разума, за которыми, как тени, следуют пантомимы, ампутированные жесты, имитации, имитации бытия, для понимания которых требуется высшая тонкость. Настоящее действие, с его грузом новизны, его обновленным историческим весом и освобожденным от бремени, возможно, должно начинаться с понимания забальзамированных следов жизни – «собрания по средам», непроизвольного способа заставить жизнь получить окаменелый урок языка – и затем обрисуйте, как разблокировать их, чтобы они снова могли служить жизни.
Мне показалось, что я понял это, когда посетил конференцию Габриэля Кона, посвященную манеры, на факультете социальных наук Буэнос-Айреса – штаб-квартире Парка Сентенарио, старой заброшенной фабрики, не совсем нашей «Марии Антонии», которой на самом деле была улица Виамонте, дом 400, уже заброшенное историческое здание факультета философии и Письма. По мнению Габриэля, это означало бы освобождение действия от его укорененности в образовании, в социальном бытии, в ритуалах языка, в фигурах разума, короче говоря, в структурах, которые социология хочет видеть в постоянстве истории. .
Я считаю, что для Габриэля ирония — единственный способ сбросить тяжесть, которая тонет. манеры в социальной онтологии. Итак, нам придется провести собрание в эту среду! Необходимо сохранить сборки. Следовательно, эта деликатная мысль о сохранении первоначального действия как мифа, инициирующего социальные связи, может быть не понята более ритуалистическими политическими режимами, которые не считают тему Габриэля главным образом. Темой является парадокс действия, поскольку речь идет о том, существует ли высшая драгоценная ценность, манеры, чтобы быть защищенными общим движением перемен в обществе, независимо от того, считают ли они себя революционными или нет. Ничто из этого не является чем-то странным в лекциях Макса Вебера в Мюнхене в 1919 году.
Размышления Габриэля Кона о Ма Вебер начинаются именно с суждения, которое необходимо установить о высшей ценности, которую следует сохранить, о «последнем человеке» с точки зрения ценностей. Критика и отставка, идеальный синтез его интерпретации, предлагает великий шифр для входа в мир ценностей. Не как консерватор или боязливый человек, а скорее как человек, который считает ценности всегда подвижными и основополагающими, но который ставит перед социальным движением трансцендентный вопрос, без которого эти движения не достойны своего названия. Можно ли что-нибудь сохранить? Стоит ли это делать? Автор вопроса такого рода знает, что его можно рассматривать как развлечение для головокружительного и линейного города. И он готов быть непонятым, делая отставку чаплиновской, революционной ценностью.
Фактически, это приносит с собой революционный принцип критического и в то же время смиренного вопроса – векового соединения – о том, что стоит сохранить от хрупкости жизни. Речь идет не о консервативном консервантизме, а скорее о глубоко преобразующем подходе, поскольку, в принципе, он превращает человека, задающего вопрос, в человека, готового принять боль жизни, чтобы изменить ее. Ирония в этом принятии: оно состоит в том, чтобы действовать с оптимизмом посреди пессимизма. Собрание в среду. Пишасан сохраняется, уже потеряв свою жизнеспособность.
Найти его снова — страсть многих, кто, подобно Габриэлю Кону, прочитал в великой классической социологии скрытую задачу поиска мимесиса утраченного действия в наборе утверждений, имеющихся на стенах современного города. Мы всегда проводим наши первые занятия на этих стенах.
*Орасио Гонсалес (1944-2021) был профессором Университета Буэнос-Айреса и директором Национальной библиотеки Аргентины. Автор, среди прочих книг, Что такое интеллектуалы (бразильский).
Перевод: Александре де Оливейра Торрес Карраско e Айвони Лесса.
Справка
Габриэль Кон. Критика и отставка. Сан-Паулу, WMF МартинсФонтес, 3-е место. Издание, 2023 г.
земля круглая существует благодаря нашим читателям и сторонникам.
Помогите нам сохранить эту идею.
СПОСОБСТВОВАТЬ
