Как я перестал быть предпринимателем

Изображение: Мэтт Хэтчетт
WhatsApp
Facebook
Twitter
Instagram
Telegram

По АЛЕКСАНДР КУБРУСЛИ БОРНШТЕЙН*

Если верно, что неолиберализм устанавливает и порождает особые формы страданий, то в равной степени верно и то, что критическое мышление может превратить их в оружие.

«Я хочу, чтобы этот кривой угол, как нож, разрезал твою плоть»
(Бельхиор)

1.

Именно в 2013 году возникла идея создать компанию по производству видео. Нас было трое студентов в последних семестрах колледжа, занимающихся коммуникацией, и уже с первого свободный художник. Мы втроем активно присутствовали на демонстрациях, которые отмечались в этом году. То, что атмосфера негодования и протеста, атмосфера перцовых баллончиков и слезоточивого газа стала благодатной почвой, на которой проросла эта идея, на мой взгляд, по меньшей мере любопытно.

В конце концов, разве только после 1968 года и его острой критики дисциплинарной модели работы неолиберализм наконец нашел пространство для процветания? Часть этой операции заключалась в присвоении неолиберализмом ценностей, которые ранее были мобилизованы для критики капиталистической модели труда. Эти соответствующие концепции, в свою очередь, сформировали новый неолиберальный дух и определили путь реконфигурации трудовых отношений.

Таким образом, критика отчуждения труда, бюрократизации жизни, служебной дисциплины нашла отклик в формулировке неолиберального субъекта: самостоятельного предпринимателя, гибкого, творческого и отвечающего требованиям. Благодаря этой операции неолиберальный дискурс приобретает критический тон по отношению к предшествующему ему капиталистическому дискурсу. Отсюда большая часть их силы, а также хитрости.

В этом контексте часть нашей энергии недовольства, бунта была направлена ​​на это начинание: открытие собственного бизнеса. В стремлении к неподчинению, к самостоятельности. В стремлении к творчеству. Изначальной идеей, правда, было не предприятие, а кооператив, в котором все решения принимались бы сообща, на основе консенсуса, включая, конечно, те, которые касались заработной платы, издержек и других финансовых операций.

Не стоит вдаваться в подробности того, что произошло в последующие восемь-десять лет. Достаточно сказать, что из-за постоянной трудности с получением достаточного дохода для поддержания себя мы погрязаем в предпринимательской и маркетинговой чепухе. Ведь чтобы управлять компанией, мы должны быть прагматичными, мы должны понимать, как работает рынок, мы должны быть конкурентоспособными, мы должны идти на определенные уступки.

От простой бойни повседневности слова заменяются. Мы должны включить такие термины, как перепоставка или активно делать вид, что не понимаем его истинного значения. Мы должны оставить в стороне такие слова, как «работник» или «эксплуатация». Должно быть, мы были очень отвлечены, чтобы не осознавать, что слова всегда приносили с собой миры. Замена слова «работник» на «предприниматель» имеет свои последствия. Нам приходится привыкать к все более коротким срокам и все более длинному рабочему времени.

Нам необходимо окончательно стереть грань, отделяющую рабочее время от остальной нашей жизни. Мы должны рассматривать эту нестабильность как приобретение свободы. Нам придется полностью забыть, что означает это слово. Нам нужно привыкнуть к тому, что в устах врага его смысл переворачивается. Мы не должны воспринимать эту операцию, посредством которой у нас крадут слова и без них мы теряем способность структурировать свои мысли.

Результатом, помимо большой работы и бесконечных встреч, стала не что иное, как некая меланхолия, постепенно укоренившаяся во мне. В тот самый момент, когда все маркетинговые и предпринимательские кричалки окончательно убедили меня в полном совпадении моего желания с интересами «клиента», именно в этот момент у меня не хватило сил встать с постели.

Уныние в тот момент было моей самой настоящей стороной. Непроизвольное движение внутри меня отказа, отрицания. Вне всяких аргументов, вне всех визуальных и звуковых ресурсов: не это. Меланхолия — это не самосаботаж, а способ замаскировать страх неудачи на конкурентном рынке, как предположил мой психолог. Как будто это была своего рода детская замкнутость в суровом мире. Нет, меланхолия была симптомом определенного измерения нонконформизма, отказа от этой больной модели счастья, свободы, которую они нам предлагают.

Уверенность в бедности нашего мышления. Уверенность в мелочности нашей способности к высказыванию, нашего воображения. Уверенность в существовании идей, которые еще не получили названия. Уверенность в том, что другие, о которых мы забыли, все еще несут с собой грядущие события. Уверенность в том, что еще многое предстоит обдумать, еще многое предстоит пережить.

2.

Поворотный момент наступил примерно в 2022 году, в конце пандемии, когда мы решили раз и навсегда сделать производственную компанию функциональной. Это был год, когда мы вложили больше всего энергии в этот проект, и именно тогда, по крайней мере для меня, проект наконец подошел к концу.

Примерно в то же время через некоторых академических деятелей, которые имеют определенное присутствие в Интернете, особенно Владимира Сафатле и Кристиана Дюнкера, я встретил старого знакомого, о котором я помнил лишь смутно. Фигура блеклая, тусклая, оставленная в стороне, неважная, частично забытая или оставленная на потом. Оказывается, под всей этой пылью и плесенью я заново открыл для себя старого знакомого: критическое мышление. Тот, который всегда сопровождал меня с детства (сын левых учителей), так присутствовал в 2013 году, и который в моей предпринимательской авантюре пришлось оставить в стороне.

Сначала я был очень удивлён. Фактически, моей первой реакцией на этот контакт, даже в 2020 году, был яростный отказ. Это было во время пандемии, я застрял дома, дом был грязным, неряшливым и в плохом состоянии. Я наткнулся, черт знает как, на какое-то выступление Владимира Сафатле в Интернете об отступлении левых, о потере нами критической способности. Он нарисовал картину, где мы увидели своеобразное укрощение нашей речи, постепенно превращающейся в тупой, бесполезный нож.

Сила, с которой эти идеи отразились во мне, возможно, объясняется, по крайней мере частично, огромным резонансом с описанной здесь историей: кооператив, который становится компанией, критика, которая теряется в потоке гегемонистского потока. Мне хотелось все больше и больше слушать этого парня, ранее неизвестного. Желание было такое, что я, как ни странно, управлял настоящим блоком по отношению к фигуре. Я больше не хотел знать. Возможно, здесь есть о чем подумать.

В тот момент, когда я заново открыл для себя что-то, что было мне очень дорого, что-то, что имело – как позже стало ясно – потенциал для трансформации в моей жизни, и моей реакцией был отказ. Немного похоже на моего кота, который, недавно переехав из тесной квартирки в дом побольше с двором, деревом и крышей, вопреки всем ожиданиям, заперся в чулане. «Камни мечтают об отбойных молотках», — сказал поэт. Какого черта нам снятся отбойные молотки? Мне показалось, в силу силы резонанса этой встречи, что она вышла за рамки разумного. Отсюда и моя блокировка.

Но всегда есть что-то, что ускользает.

Что-то, что демонстрирует, что идеи определенно нельзя отвергать. Однажды циркулируя, они имеют последствия, они думают о нас, они формируют нас. Тогда я увидел, что когда важные вещи забываются, они возвращаются позже с большей силой. Чтобы они вернулись со всей той жестокостью, которая отличала их мягкое и молчаливое забвение, поскольку насилие не всегда совершается шумно.

И именно благодаря критическому мышлению то же самое измерение нонконформизма, которое было причиной меланхолии, трансформировалось во что-то другое. Забытые слова восстанавливались, новые выучивались, а другие отвергались. Первоначальная блокада сменилась интенсивным расследованием. Потому что, если верно, что неолиберализм устанавливает и порождает особые формы страданий, то в равной степени верно и то, что критическое мышление может превратить их в оружие.

Вот какой образ у меня сложился сейчас: учиться, как будто кто-то точит нож. Чтобы это измерение нонконформизма не превратилось в меланхолию или слепую ярость, а скорее в острый, точный нож, имеющий направление, знающий своих врагов.

*Александр Кубруслый Борнштейн Он учится на степень магистра социальных коммуникаций в UFRJ..


земля круглая есть спасибо нашим читателям и сторонникам.
Помогите нам сохранить эту идею.
СПОСОБСТВОВАТЬ

Посмотреть все статьи автора

10 САМЫХ ПРОЧИТАННЫХ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 7 ДНЕЙ

Посмотреть все статьи автора

ПОИСК

Поиск

ТЕМЫ

НОВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ