ротвейлер капитализм

Изображение: Элиезер Штурм
WhatsApp
Facebook
Twitter
Instagram
Telegram

Элеутерио Прадо*

В книге Будущее капитализма (L&PM, 2019) использование имени собственного Ротвейлер, очень тяжелый, квалифицирует что?

Несомненно, именно этим показателем глупости, жестокости и свирепости Пол Коллиер описывает общество, существующее в настоящее время в Великобритании, США и Европе: «несмотря на обещание процветания», — говорит он, — «то, что современное капитализм в настоящее время доставляет [в основном более традиционному населению этих стран] агрессию, унижение и страх».[1]

Здесь мы намерены сначала представить современный социально-экономический кризис наиболее развитых капиталистических стран с критической точки зрения этого автора, экономиста, внимательного к современным экономическим теориям, не отказывающегося от понимания социальной науки в целом. Потому что считается, что эта перспектива, даже с идеалистическим уклоном[2], показывает, как противоречия, порожденные современным капитализмом, проявляются после четырех десятилетий идеологического господства неолиберализма.

Прежде всего следует отметить, что этот автор никоим образом не является противником капитализма, действующего в тех странах, которые составляют центр производственной системы, в настоящее время сильно глобализированной. Наоборот: он враждебен как левым, так и правым, которые хотят его переделать: первым, как-то учреждающим новый социализм, и вторым, как-то навязывающим авторитарный популизм (его выражение) с некоторым фашистским подтекстом.

Что ж, Кольер гордится и не раз заявляет, что он экономист-центрист — из жесткого центра, пусть и немного левее, как он классифицирует. Вот что он повторяет на нескольких страницах своей книги: «Сама цель современного капитализма состоит в том, чтобы сделать возможным широкое процветание»; «Современный капитализм может поднять всех на беспрецедентный уровень благосостояния». Поэтому этот способ производства, характеризующийся, прежде всего, неограниченным накоплением капитала, для него должен продолжать существовать.

Однако общество, основанное на нем, – отмечает автор, – сталкивается с проблемами, диспропорциями и все более глубокими разногласиями. Таким образом, социальная ткань изношена и во многих местах даже полностью разрушена. Однако социальные основы усматриваемых им проблем находятся не в противопоставлениях, присущих структурам, определяющим социальные классы, а в основе географических, образовательных и моральных различий.

Жители менее населенных районов теперь упрекают жителей больших городов; менее образованные испытывают отвращение к тем, кто получил лучшее образование; рабочие, которые раньше процветали при процветающей индустриализации, теперь не перестают осуждать рантье и «захватчиков» в мире в процессе глобализации — то есть людей других обычаев или даже другой сексуальной ориентации, иностранцев и людей с другим цветом кожи, возможно, более каштановые, темные, а также другие волосы, возможно, более черные и вьющиеся.

И эти проявления имеют под собой конкретные основания: неравенство в доходах между слоями и между регионами стран «первого мира», снижавшееся в первые три десятилетия после окончания Второй мировой войны, с тех пор стало возрастать.

И различия не только увеличились количественно, но и кристаллизовались в качественно отличные социальные слои, что подпитывало растущее недовольство беднейших, жителей застойных пригородов, менее образованных, тех, кто стал профессионалом в более традиционных занятиях. кто получил высшее образование, кто начал преуспевать в больших городах, кто начал работать в самых динамичных областях технологий, компьютерных услуг и мировых финансов.

Социальные трещины, однако, открывались не только из-за различий в доходах, но и расширялись за счет появления разных стандартов поведения и морали. «Наиболее успешными» в динамике современного капитализма, которая, по его словам, была еще экстраординарной, «были не капиталисты и не простые рабочие, а те, кто имел возможность больше учиться, приобретая таким образом новые навыки».

Поднимаясь по узкой лестнице социального восхождения, ставшего теперь возможным, эти новые профессионалы конституировали себя, по мнению автора, как «новый класс», который затем начал презирать тех, кто остался позади. С точки зрения самих себя, члены этой формирующейся «элиты» стали считать себя, как он утверждает, не только умнее, быстрее и продуктивнее, но и носителями высшей морали, более открытой сексуальности и стиль более космополитический образ жизни. Что ж, именно так проявляется социальное деление на победителей и проигравших в неолиберальном наступлении, и так Колье характеризует социальную трещину, существующую сейчас в обществе в наиболее развитых странах. 

И эта проблема, по его мнению, создана самим развитием капитализма. Процесс глобализации, с одной стороны, переместил огромное количество профессий средней квалификации в Азию, тем самым опустошив многие фабрики в центральных странах. С другой стороны, компьютерные технологии и цифровая связь, основа Третьей промышленной революции, упразднили ряд рабочих мест, которые зависели от навыков и производительности квалифицированных рабочих.

В результате на рынке труда произошла поляризация: только, с одной стороны, увеличилось количество профессий, требующих низкой квалификации и низкой заработной платы, особенно в сфере услуг; и, с другой стороны, те профессии, которые требовали большого формального образования и, следовательно, высокой квалификации, при этом обеспечивая хорошее вознаграждение. Таким образом, среднеобеспеченные слои переживали стойкую стагнацию в доходах и уровне жизни.

В результате этого сжатия доходов среднего класса огромный контингент традиционных рабочих в центральных странах остался на обочине, опоздав на поезд прогресса. Колье, таким образом, фиксирует, каковы были и остаются наихудшие последствия этого факта, являющегося, тем не менее, следствием непрекращающейся работы «сатанинской мельницы», то есть капиталистической конкуренции:

Среди пожилых работников потеря работы часто приводила к распаду семьи, употреблению наркотиков и алкоголя и, следовательно, к насилию. (…) Опросы показывают, что среди молодежи наблюдается беспрецедентный пессимизм: многие из них рассчитывают получить худший уровень жизни, чем их родители. Это не иллюзия: за последние четыре десятилетия показатели капитализма ухудшились. Финансовый кризис 2008-9 годов показал этот пессимизм, но он медленно растет с 1980-х годов Репутация капитализма, который может поднять уровень жизни каждого, была запятнана: он продолжает приносить процветание одним, но не всем.

Следовало ожидать, что экономист Пол сможет указать на экономические причины такой смены курса капитализма на рубеже 1970-х - 80-х годов прошлого века. Как известно, он возник как возможный ответ – но преподнесенный как императив – на затянувшийся кризис, с которым он столкнулся в первое упомянутое десятилетие. Ведь, как показывает статистика, норма прибыли в развитых странах неуклонно снижалась с конца 60-х до начала 80-х годов капитала в его двойном измерении: действенном и перспективном. А это, как известно, всегда оказывается губительным в социальном и экономическом отношении в развитии капитализма: безработица, простаивающие мощности и т. д.

Еще в условиях так называемой кейнсианской экономической политики стагфляция стала угрожать развитию наиболее экономически богатых стран во второй половине 1970-х гг., комплекс изменений в системе капитала; это стало определяться набором политик, организованных вокруг нового обоснования: неолиберализма. Вместо поощрения интегративной общительности, как это происходило с конца Второй мировой войны до тех пор, стали отдаваться привилегии нормам индивидуализма, компетентности и конкуренции, что породило фрагментарную общительность. Обратите внимание, однако, что термин неолиберализм явно не встречается в его рассуждениях.

В результате молчания экономиста именно философ-моралист Коллиер представит объяснение этому изменению в ходе капитализма. Происхождение наблюдаемой сейчас эрозии общительности он приписывает отвержению социал-демократии в конце и после 1970-х годов, которая, пока она была в силе, так или иначе была связана с решением проблем простых людей в прагматичной и коммунальной форме. способ, обеспечивающий здоровье, образование, пенсии, страхование по безработице и т. д. в виде общественных или коллективных благ. Эта политика, указывает он, поддерживалась и поддерживалась как левоцентристскими, так и правоцентристскими партиями.

Однако сама социал-демократия постепенно отклонялась от коммунитарного идеала, основанного, по его мнению, на общих усилиях и, следовательно, на взаимных обязательствах. Вместо поощрения сотрудничества внутри общества старая идеология, усилившаяся теперь, трансформировала управление и регулирование общества, потому что вступила на путь социального патернализма: «Государственная политика социал-демократии становилась все более изощренными способами использования налогообложения для перераспределения потребления при снижении стимула к работе».

Причина этой предполагаемой аномалии, по его мнению, кроется в утилитаризме, который штурмом захватил умы экономистов, а через них и образ мышления многих бюрократов и многих политиков. Согласно этой моральной философии, человек — это, в конечном счете, «экономический человек», который представляет собой существо «эгоистичное и бесконечно жадное, не заботящееся ни о ком, кроме самого себя». В этой перспективе человек реализует себя, прежде всего, в потреблении и в приобретении как можно большего количества денег.

Потребительство, очевидно, является следствием эволюции способа производства, который был способен, начиная с XNUMX-го века, вытаскивать людей из сельской идиотии и жизни, в которой доминирует всеобщая потребность. Однако ему присущ «мамонизм», то есть культ денег и показухи. Но он также расширяется и становится абсурдным по мере развития этой системы. Исторически сложившись, этот способ производства в сегодняшних богатых странах спонтанно породил индивидуалистический образ жизни, управляемый фактами глупого изобилия, всеобщего расточительства и любви к абстрактному богатству. Таким образом, это имело тенденцию производить высокомерных людей, с одной стороны, и обиженных людей, с другой. Примечательно, что Колье усматривает в этом пассаже только злонамеренное влияние индивидуализма, лейтмотив которого в лучшем случае касается лишь лучшего распределения доходов и богатства, чтобы способствовать самоудовлетворению как можно большего числа людей. , люди.

Он утверждает, что индивидуалистические моральные философии и, в частности, утилитаризм противоречат «коммунитаризму», основанному на нормах лояльности, справедливости, свободы, иерархии, заботы и святости. Теперь, по мнению этого автора, они мало-помалу извратили ту хорошую социал-демократию, которая продвигала именно эти ценности в обществе. С ослаблением этих ценностей и перед лицом государства, ориентированного на перераспределение доходов, мало-помалу создавалось пространство и возможность восхождения и доминирования другой политической рациональности. Нападки на патернализм исходили от сторонников естественного права, которые постарались провозгласить защиту личности от нарушений и вмешательства государства в частную жизнь.

Социал-демократию для него подорвали два течения: слева в развитых странах возникли движения в защиту прав социально и экономически неблагополучных меньшинств: чернокожих, геев и женщин, в основном. Его теоретический источник мог быть обеспечен справедливым либерализмом Джона Ролза.

Этот моральный философ предположил, что принцип разума должен управлять правом в современном обществе: законы и социальная и экономическая политика должны в первую очередь приносить пользу наименее обеспеченным. Коллиер указывает на два нежелательных следствия этого руководства. Политика, продвигающая справедливое правосудие, является патерналистской и, следовательно, в некоторой степени авторитарной. Кроме того, они способствуют социальной солидарности не во всем обществе, а только в определенных группах и социальных категориях. Таким образом, они в конечном итоге раскалывают само общество между непримиримыми фракциями.

Справа нападение на социал-демократию исходило от ультралибералов.либертарианцы], в частности тех, кто поддерживает Роберта Нозика, кто защищает права личности, дорогие капитализму и которые можно обобщить в идее негативной свободы. Говоря более конкретно, это течение моральной философии в основном отдает предпочтение праву предпринимать действия и действовать на рынках при минимальном вмешательстве со стороны государства.

С этой точки зрения получили широкое распространение идеи экономиста Милтона Фридмана, провозгласившего право каждого человека на преследование собственного интереса, сдерживаемого только рыночной конкуренцией. Для него норма конкуренции, присущая рынкам, требует, чтобы свобода переговоров считалась высшей ценностью. Именно так можно было бы оптимально управлять созданием материального богатства, которого якобы жаждут люди как таковые. На основе этой экономической антропологии ультралибералы делают вывод, что существует альтернативный выбор.компромисс] между личной свободой и социальной солидарностью. Таким образом, неравенство в доходах и богатстве представляется неизбежным следствием такой модальности свободы. Фридрих Хайек, еще один столп распространения ультралиберальной моральной философии в современном обществе, даже зашел так далеко, что сказал, что «социальная справедливость — это мираж».

Рассматриваемый здесь автор критикует утилитаризм, справедливый либерализм и либертарианство, потому что они отдают предпочтение отдельным, а не коллективным ценностям. Он связан, как уже было ясно, с течением мысли, которое даже в современную эпоху рассматривает общину как основу для организации общества. По его словам, великие имена шотландского Просвещения Дэвид Юм и Адам Смит также защищали гражданское и общественное участие в коллективных решениях, то есть позитивную свободу.

С этой точки зрения, которую он считает прагматичной, он также критикует марксистов за то, что они якобы продолжают хотеть обновления общества, создавая иерархическую социальную структуру под лейблом «диктатуры пролетариата». При этом он ссылается на исторический опыт, который сам здравый смысл и глубочайшая любовь к свободе — а не только верность оригинальной теории Маркса — предписывают нам не повторять. 

Кольер также хочет перестроить современное общество, но не отказываясь от экономической системы, основанной на частной собственности, товарах, деньгах и капитале. Следовательно, он утверждает, что социал-демократия нуждается в новом начале и что это должно быть основано на принятии «коммунитаризма». Он утверждает, что институты, поддерживающие рынки, должны быть дополнены государственной политикой, способной реагировать на проблемы, возникающие в настоящее время и возникающие из-за отсутствия коллективных благ. Теперь, учитывая нынешнюю стадию развития капитализма, он может предложить квадратуру круга.

Неолиберализм, как вы можете видеть, — это не просто вариант в разнообразном меню социальной и экономической политики, который может быть реализован при любых обстоятельствах в текущем историческом контексте; о чудо, рычаги капитализма в основе системы становились все более анемичными после всплеска прогресса, последовавшего за окончанием Второй мировой войны. Таким образом, неолиберальные стратегии возникли как реакция на конкретную ситуацию. Они стремились отделить накопление капитала от регресса, вызванного резким падением нормы прибыли.

Таким образом, рентабельность резко упала в 1970-е годы, потому что органическое строение капитала в целом увеличилось, а непроизводительные затраты прибавочной стоимости увеличились. Кроме того, реальная заработная плата стала негибкой в ​​сторону понижения из-за кейнсианского и социал-демократического компромисса. Резкое увеличение размеров государства, наблюдаемое в целом, т. е. его участия в национальном доходе после окончания второй мировой войны, является неоспоримым историческим фактом.

Необходимо понять, что деятельность государства не производит стоимости или прибавочной стоимости, а, наоборот, потребляет часть абстрактного богатства, создаваемого трудом в сфере товарного производства. Поскольку возникла необходимость в увеличении государственных расходов для удовлетворения потребностей расширяющейся инфраструктуры и удовлетворения возросшего спроса на товары и социальные услуги, растущая часть прибавочной стоимости, создаваемой в товаропроизводящем секторе, стала использоваться более эффективно. непроизводительно, тем самым неявно снижая отдачу на капитал. Все это расширение имеет своим источником все более общественный характер капиталистического производства. И трудности, которые он порождает, заключаются в частном характере присвоения дохода и богатства, которые он делает возможным.

Проводимая неолиберальная политика действительно повысила, хотя и умеренно, норму прибыли с 80-х годов и, следовательно, способствовала интенсификации накопления капитала в богатых странах. Однако, если использовать здесь счастливое выражение Вольфганга Штрека, они только выиграли время, не устранив фундаментальных препятствий, поскольку они были и остаются структурными.

Сокращая трудовые права, ослабляя профсоюзы, поощряя предпринимательство, они создали «прекариат». Сократив социальные расходы и права на бесплатные услуги, предоставляемые государством, они сократили предоставление общественных благ для населения в целом, особенно для беднейших слоев населения. Путем приватизации компаний, производящих основные товары, такие как вода, электричество, телефон, транспорт и т. подняли стоимость жизни для малообеспеченных слоев населения. Таким образом, они создали объективную ситуацию, в которой у «существ-там» не было другой альтернативы, кроме коллективного восстания.

Что ж, ситуация, которую описывает Пол Коллиер, имея в виду развитые страны, еще более серьезна во многих странах капиталистической периферии. Следовательно, необходимо выйти за эти географические пределы.

Критика авторитарного и даже тоталитарного «бюрократического социализма» справедлива. Возвращение к социал-демократии, однако, есть мечта, не выходящая на свет божий; но под солнцем все же необходимо выйти за пределы видимости; при этом должно быть ясно, что на данном этапе у капитализма не так много места для уступок.

Не переставая думать о реформах, в итоге необходимо радикализировать политические проекты, думая о более глубоких изменениях, затрагивающих саму природу способа производства. Только демократический и экологический социализм (который предстоит открыть в теории и на практике) теперь, кажется, обеспечивает социальный горизонт, способный мобилизовать тех, кто снизу, для преодоления противоречий и разломов капитализма. Вот, напряженность уже проявляется в социальных движениях с новым импульсом и даже с большой взрывоопасностью. Так вот, эта ситуация была создана не левыми, а самим развитием капитализма.

* Элеутерио Прадо профессор кафедры экономики ФЭА-УТП.

Статья опубликована на сайте другие слова

Примечания

[1] Пол Коллиер — британский экономист по вопросам развития, профессор экономики и государственной политики в Школе государственного управления Блаватник Оксфордского университета.

[2] Очевидно, что политика не может существовать без предварительных обсуждений и решений; они, конечно, зависят от политических идеологий, которые циркулируют в обществе с большим или меньшим преобладанием; однако нельзя игнорировать объективные ограничения, которые, впрочем, не являются детерминированными, которым они подчиняются.

Посмотреть все статьи автора

10 САМЫХ ПРОЧИТАННЫХ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 7 ДНЕЙ

Посмотреть все статьи автора

ПОИСК

Поиск

ТЕМЫ

НОВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

Подпишитесь на нашу рассылку!
Получить обзор статей

прямо на вашу электронную почту!