По ЛУИС БУЭНО*
Комментарий к книге Франко Моретти
Важность работы Франко Моретти заметна с первого прочтения и должна быть подчеркнута. Используя модели мышления, вообще редко используемые литературоведами, — теорию эволюции и многовековую историю, в дополнение к картографии, — он в течение как минимум 20 лет строил солидную рабочую альтернативу так называемой так называемые культурологические исследования, тенденция, которая доминировала в области литературоведения в течение хорошего периода. Более того, его предложения возвращают в интеллектуальную панораму нашего времени дисциплину, которая многим казалась мертвой, историю литературы (даже уже похороненную историю национальных литератур), и помогают переконфигурировать область сравнительного литературоведения. Как видите, это не так уж и много.
В связи с этим Литература увиденная издалека, несмотря на свой несколько фрагментарный характер и скорее целенаправленный, чем окончательный, является отправной точкой, поскольку объединяет стратегии, изложенные в нескольких других работах. В своих трех частях, «Графика», «Карты» и «Деревья», каждая из этих дисциплин вызывается и ищет форму визуального синтеза, способную уловить очень широкие движения.
Таким образом, в первой части мы имеем литературную историю, которая, не заботясь о чтении конкретных произведений, стремится проследить эволюцию — подъем, обоснование и упадок — жанров романа, делая ее видимой в графике. Во-вторых, метод подхода, который он разработал в Атлас европейского романа (Бойтемпо) идет еще дальше и совершенствует себя: карты становятся диаграммами, формами, которые в то же время более абстрактны и более динамичны, что позволяет одним махом визуализировать ход социальной и литературной истории. В третьем появляется теория эволюции, привыкшая к изучению как тех форм, которые всегда изменяются и достигают широкого распространения, так и тех других, которые не способны утвердиться и вымирают.
Эволюционное дерево может дать почти 200-летнюю картину постоянных изменений в свободном косвенном дискурсе, от Джейн Остин до современного латиноамериканского романа. Или как читающая публика выбрала детектив в том виде, в каком его практиковал Конан Дойль, гарантируя его выживание, и предала забвению другие модальности, практикуемые бесчисленным множеством авторов.
Результат вполне убедителен. Мы привыкли понимать и уважать графику, и видеть ее в связи с литературой — это то, что меняет современное состояние литературоведения. Но следует отметить, что эти графики выглядят более законченными, чем они есть на самом деле. Просто предпосылки для выбора того или иного элемента анализа всегда немного туманны. Вместо того, чтобы объяснить свой выбор, Моретти натурализует его сильными риторическими штрихами.
Таким образом, в первой части жанр предстает как «некий морфологический Янус, обращенный одним лицом к истории, а другим — к форме», «подлинный главный герой этого срединного времени литературной истории» (циклы по Броделю) . Привыкший к формулировке Антонио Кандидо о том, что критика должна понимать, как элементы, внешние по отношению к тексту, усваиваются, бразильский читатель задается вопросом, что в литературной форме чуждо рассказу. В данном случае гендер главного героя с чем сталкивается?
То же самое происходит и в заключительной части, когда критик объясняет успех Конан Дойля сюжетной стратегией – наличием улик для раскрытия преступлений. В главе, в которой он предлагает научный подход, он не может объяснить, как можно было бы изолировать один элемент и возложить на него ответственность за весь процесс большой сложности. Фармацевтические компании были бы счастливы — и даже богаче — если бы они могли таким образом коммерциализировать проверенные вещества.
На самом деле, чем больше мы возвращаемся к рассуждениям Франко Моретти, тем больше появляется сомнений. Самое большое беспокойство, которое движет его мыслью, заключается в том, что история литературы оперирует смехотворным количеством произведений, составляя своего рода историю исключений, не-историю. Нельзя не согласиться: это фундаментальная проблема для истории и литературоведения.
Но какое решение для этого? Читать все? Очевидно, что это неосуществимо, и он прав, когда говорит, что ни у кого нет достаточно времени, чтобы прочитать все, что было создано за длительный период, и нет метода, способного справиться с огромным объемом данных, которые могут возникнуть. из этого чтения, даже то, что это может быть сделано. Итак, говорит он, давайте будем радикальными и ничего не будем читать. Давайте посмотрим на литературу издалека. В совместных усилиях, которые Моретти однажды назвал «космическим разделением интеллектуального труда», многие будут читать, производя данные, а кто-то, находящийся в привилегированной точке, издалека, проделывает блестящую работу синтеза, объясняющую, как устроены вещи. .
Проблема в том, что это решение может быть только кажущимся и не меняет дискуссию так радикально, как предлагает предложение — не чтение. Что ж, никто не перестает читать то, что уже прочитано, и поэтому Моретти не может избавиться от Джейн Остин, Флобера, Бальзака, Достоевского, Конан Дойля и многих других канонических авторов. Следовательно, решение не читать не может повлиять на них. Он затрагивает только те другие, которые, в конце концов, вообще не будут читаться. Конфронтации нет, и все рискует свести к старой системе центр-периферия, которая остается нетронутой и даже укрепляет себя, структурируя метод.
Возможно, выход другой: читать и то, что находится на периферии и литературного канона, и критики. Не читать все, даже не читать больше, а читать другие вещи и смотреть, какую динамику они производят, когда их помещают рядом с тем, что читают все.
* Луис Буэно является профессором Федерального университета Параны (UFPR). Автор, среди прочего, книг Рассказ из романа 30 (Эдусп/Юникамп).
Справка
Франко Моретти. Литература увиденная издалека. Перевод: Ансельмо Пессоа Нету. Порту-Алегри, редакционная статья Arquipélago, 184 страницы.
